Северный Кавказ сквозь столетия. Наима Нефляшева

"Лицо коня прекрасней и умней". Об отношении к лошадям на Северном Кавказе

Сегодня – первый день года Синей Лошади.

Для каждого из нас в этом году лошадка будет своей и особенной, кого-то она вознесет ввысь, а кому-то покажет свой норов и несговорчивость.

Кони сами по себе вообще очень даже кавказские натуры. Сама природа способствовала  развитию коневодства в регионе, при этом Северо-Западный Кавказ традиционно имел ряд природных преимуществ перед Северо-Восточным и Центральным Кавказом — традиционно скотоводческими районами. Использование сезонных пастбищ во многом определялось особенностями рельефа и – на западном Кавказе – высотой над уровнем моря. Особенно благоприятны были природные условия в горной Кабарде – роскошные  пастбища, чистый воздух, активная солнечная энергия и здоровый климат были идеальной  средой для формирования породы. Равнинные адыги, карачаевцы, осетины прославились как коневоды.  

Народам Северного Кавказа конь был известен тысячи лет тому назад, уже в конце III тыс. до н. э.  «Отец истории» Геродот и античные авторы писали,  что северокавказские народы – отличные конники и чуть ли не лучшие всадники на Востоке. 

Тема коня и всадника, одновременно друзей и соперников, где конь – alter ego своего хозяина, пронизывает мифологии кавказских народов.  В фольклоре кавказских народов коня всегда наделяют сказочными, сверхъестественными свойствами – он понимает человеческую речь, язык деревьев и животных, перелетает через горы, путешествует в разных мирах и спасает своего хозяина мудрым советом.   В нартском эпосе осетин живут чудесные кони Арфан - конь старейшины нартов Урузмага, Дур-Дур - конь Хамыца или легендарный скакун Авсург, на котором герои моментально спускались с небес и поднимались обратно, а в нартском эпосе черкесов конь Тхожей – верный друг главного героя Сосруко. В домонотеистической культуре черкесов бог грома и молнии Шибле скакал  по небу на вороном жеребце, и раскаты грома считались звуками его небесной джигитовки.

В кавказской культуре конные игры и состязания, скачки и джигитовка – это не только зрелища и  боевая подготовка коня и всадника, но для наездника - и демонстрация качества идеального воина. В нартских сказаниях черкесов есть такое выражение – каков конь, таков и  мужчина.

Коней, которых готовили к скачкам, держали скрытно от посторонних глаз, за ними присматривал  специально выделенный для этого человек. Скакуна содержали изолированно от других лошадей. Большое внимание уделялось физическим тренировкам и питанию, так как правильное кормление – одно из необходимых условий повышения работоспособности лошади.

На западном Кавказе, у черкесов, коневодство было престижным занятием аристократии, а наличие породистых лошадей - атрибутом принадлежности к элитарному сословию.

Знаменитый историк XIX века Семен Броневский в начале XIX в. насчитал 26 черкесских конных заводов. Каждый из них имел свое тавро (тамгу), подделка которого строго преследовалась в нормах обычного права.

За лошадьми тщательно ухаживали, кормили по определенной системе, строили конюшни таким образом, чтобы там поддерживалась определенная температура, и лошадей не беспокоил яркий свет.

Уходом за лошадью не пренебрегали и черкесские князья, обычно пренебрегающие физическим трудом. Адыгский историограф XIX века Хан-Гирей писал: «В то время, когда в 1833 г. на Кавказе сви­репствовал ужасный голод, князь Пшекой Черченейский кормил любимых своих коней разного рода нежными зер­нами, тогда как его люди претерпевали страшный недоста­ток и в насущном хлебе, и об этом обстоятельстве во всех племенах Черкесии рассказывали, как о похвальном под­виге. Черкес, какого бы он звания ни был, скорее сам со­гласится быть голодным, чем лошадь свою допустит до это­го. Сами князья собственными руками нередко обчищают копыта своих лошадей и моют их гривы мылом и курины­ми яйцами, хотя бы их окружала толпа слуг, готовых это исполнить».

Приучение лошади к седлу происходило не сразу, ненавязчиво и в несколько этапов. Первый раз лошадь брали из табуна в 3-4 года. Поездив недолго и не изнуряя, отпускали в табун. Это повторялось несколько раз в течение нескольких лет, пока зрелую вер­ховую лошадь окончательно не забирали из табуна и не переводили на стойловое содержание.

Вот как объясняли опытные кабардинские коневоды целесообразность именно такой системы: «Конь, побывавший первый раз под седлом, очень плохо переносит эту перемену в своей жизни. Он переживает, теряет аппе­тит, становится недоверчивым, беспокойным, худеет. А коня надо воспитывать добрым, воодушевленным, решительным, смелым. Поэтому его и от­пускали в табун несколько раз. Оно так и выходило. Коня седлать начинали с трех-четырех лет, а по-настоящему ре­гулярно на нем ездили только после семи - и чаще девятилетнего возраста».

После того как зрелую верховую лошадь окончательно забирали из табуна и переводили на стойловое содержание, уход за ней становился особенно тщательным.

Черкесы считались с различными предзнаменованиями, связанными с конем. При выезде адыга в поход (зекIуэ), стоило лошади споткнуться, как всадник откладывал поездку. Если лошадь бьет копытами о землю, то в ближайшем будущем  предстоит большой путь, и он будет удачным. Если лошадь часто ржет – жди гостя с просьбой; если конь ночью в пути часто станет храпеть и водит ушами – будь осторожным, впереди опасность. Череп лошади, насаженный на шест, служил защитой от всякой напасти.

Предавая наездника земле, заботились о том, чтобы умерший имел на том свете все, что ему было необходимо в земной жизни, в том числе и коня. В случае смерти горца его коня в полном снаряжении три раза обводили вокруг покойного, затем отрезали коню кончик уха и клали в могилу в знак того, что конь умершего будет в ним в загробном мире. Затем проходили поминальные скачки, которые начинались в дальнем селе и заканчивались у дома покойного.

Коневодство на Кавказе сформировало особый слой людей, вывозивших лошадей на экспорт.  Торговцы лошадьми были, наряду с военными отходниками, чуть ли ни единственным социальным слоем, постоянно покидавшими свою территорию, свою ойкумену. Они не только осваивали новые рынки, но и становились своего рода «контактерами», впервые сталкивающимися на новых пространствах и дорогах с другими языками, культурами. Без преувеличения можно сказать, что торговля лошадьми расширяла не только представления о географическом пространстве, раздвигая его границы, но и изменяла сознание людей, формировала новый мобильный тип личности, готовый к риску, к ответам на вызовы, открытый для новых культурных миров.

Лошадь вообще символизирует динамику, дикие лошади олицетворяют буйство стихий – бури, ветра, огня, морского шторма, а объезженные – символизируют власть. И то, и другое – по-моему, хорошие знаки для начала нового года.