Владикавказ. Там, где тепло и сыро.

"Страна Голландия" - рассказ Тамерлана Тадтаева.

Тамерлан Тадтаев как всегда на высоте. прочитал в последнем "Феймосе" его новый рассказ, очень понравился. тема все та же, война и желание человека из нее выбраться, хотя бы в воображаемый мир. очередная зарисовка.

Страна Голландия

На лавочке возле памятника Васо Абаеву сидел худощавый парень с заросшим лицом и смотрел на подметавших площадь пленных. Поерзав, он вынул из кармана пачку сигарет и, бросив хитрый взгляд на Васо, у которого вместо головы над бронзовыми плечами торчал кусок ржавой арматуры, спросил:

— Не хочешь покурить, дядька?

Чего молчишь, это тебе не какая-нибудь дешевая подделка, а самое настоящее «мальборо». Друг мой, Гуча, привез из Голландии целый блок и пару бутылок виски в придачу. Я его, подлеца, еще кепку натовскую просил купить, но он выбрал мне в полосочку, как у зека, — парень свободной рукой снял с себя бейсболку-«немку», с сомнением осмотрел ее и, снова нахлобучив, рыгнул. — Извини, старик, я с утра хлебнул этого самого виски и намерен болтать, даже если это кому-то не нравится. Усек? Ну вот теперь можешь слушать либо нахрен валить...

Так как возражения со стороны знаменитого ученого не последовали, парень в кепке продолжил, крутя в руке красную пачку:

— Знаешь, в Лейдене было так клево, что Гуче взбрело на ум остаться там. Он даже представил себе, как ясным зимним утром выходит из своего красивого голландского дома на улицу и с улыбкой говорит соседу: «Хуе морхе, Петер, а не выпить ли нам винца?». Ты не думай, что я ругаюсь, старик, это по-голландски «доброе утро». Правда, смешно? А в Амстердаме вообще было супер, Гуча сказал, что в этом городе какой-то особый воздух, от которого человек буквально шалеет, хотя, вполне возможно, мой друг втихаря надрался виски, потому что как сумасшедший орал на набережной: «Я урод, моральный урод!!! Эй, ребята, вы даже не представляете, в какой чудесной стране живете!!! Я только здесь почувствовал себя человеком, хотя полжизни воевал за эту самую треклятую свободу и схоронил кучу друзей!». Он, дурак такой, даже на колени упал и просил прощения за свою кровожадность, а потом взял да и поперся на улицу Красных фонарей, где в витринах вместо манекенов голые телки всевозможных мастей заманивали прохожих. Гуче приглянулась одна итальянка, хотя ему ужасно хотелось попробовать негритянку, но чернокожие проститутки были толстые и какого-то пенсионного возраста, а итальянка была писаная красавица. Вот он и зашел к ней, и она, задернув занавеску на витрине, потребовала 100 евро. Гуча не хотел отдавать 100 евро, к тому же боялся СПИДа, и только мямлил: «Ноу мани фак!». Итальянка, конечно, не стала с ним церемониться и вытолкала за дверь. Но он еще долго торчал возле ее витрины, чувствуя себя околпаченным, пока рассерженная проститутка не показала ему средний палец… А когда Гуча и после этого не пожелал убраться, пошепталась с товаркой из соседней витрины, открыла дверь да как гаркнет: «Дурак, дурак!»…

Парень в кепке вытянул сигарету, поднес к ней невидимую зажигалку и, прикурив понарошку, понарошку же и затянулся. Закашлявшись от невидимого дыма, он затолкал сигарету с обслюнявленным фильтром в пачку и посмотрел на часы.

— Ну, мне пора, — вздохнул парень в кепке, вставая. — Одноклассника моего убило во время бомбежки, мы его тогда в саду за домом закопали, а теперь на кладбище снесем и похороним, как следует. Хороший был человек, царство ему небесное, хоть и пил как сапожник...

Парень в кепке еще немного постоял и направился в сторону четырехэтажного дома сталинской постройки, который все еще тлел. Он остановился на перекрестке близ пустого журнального киоска, пропустил трофейный джип, набитый пьяными ополченцами, и, перейдя дорогу, оказался на площади возле афиш.

Пленные все еще убирали му сор вокруг давно не работающего фонтана. Парень в кепке, подобрав осколок с острыми, как у бритвы, концами, приблизился к ним. Проныра журналист уже разговаривал с одним, а охрана, отвернувшись, делала вид, что не слушает. Но внимание привлекал другой, высокий, похожий на хиппи пленный в рваных грязных джинсах, кидавшийв кузов самосвала куски асфальта, металла и отстриженные войной ветки. Парень подошел к нему и, показав осколок, спросил:

— Ты мне объясни, ничего личного: зачем вам это надо было?

Хиппи выпрямился и развел руками:

— Ты не по адресу, брат, я тут совсем ни при чем, просто приехал на каникулы к родителям в село…

Парень в кепке хотел сказать: «Тамбовский волк тебе брат!», но, посмотрев в избитое лицо пленного, пробормотал: «Прости!» — и закинул осколок в кузов.

— Как ты тут, не обижают?

— Сначала, конечно, били, но сейчас все нормально... А у тебя не будет покурить, брат?

— Конечно, будет, — улыбнулся парень в кепке и потянулся в карман за сигаретами. — Настоящее «мальборо», друг мой из Голландии привез. Да возьми все, я не курю. Зовут-то тебя как?

— Мераб.

— Меня Гуча, — сказал парень в кепке.

— А знаешь, что случилось с моим приятелем в Голландии? Он хотел искупаться в Северном море,разделся на пляже, как дурак, но вода была холодная, и он решил побродить босиком по песку. Вдруг подбегает маленькая, похожая на мультяшку собачка, обнюхивает его кроссовки, поднимает ножку и отливает на его новую обувку.

— Смешно, — сказал пленный,

закуривая.

— Ты бы посмотрел, что творилось на пляже: девушки, выгуливавшие собачку, так и покатились со смеху, а мой друг ржал больше всех... Но знаешь, я вижу в этом знак.

— Какой?

— Друг опять поедет в Голландию и, может быть, возьмет меня с собой. А ты вот держи мою кепку, а то в такую жару недолго и солнечный удар получить...