Северный Кавказ сквозь столетия. Наима Нефляшева
Кавказ и кавказцы в советском кино. "Герой нашего времени. Бэла" (1965)
Не буду писать о горах, водопадах, джигитовках и тонкой работе консультантов-этнографов в фильме; все это давно известно и написано. В фильме, снятом в 1965 году, поражают две фигуры – Бэлы и Казбича. Хотя, признаюсь, мне не очень нравится Сильвия Берова в роли Бэлы – внешний типаж вроде бы идеально подходит для воплощения образа, описанного Лермонтовым, но не хватает какого-то куража, дерзости и «перца».
Темы Белы и Казбича, казалось бы, давно описаны, проанализированы и почти что сданы в архив. Бэла – якобы наивна и романтична, Казбич – вероломен и необуздан.
Еще со школы мы привыкли считать, что через взаимоотношения Печорина и Бэлы Лермонтов писал о несовместимости двух культурных миров, а гибель Бэлы, помещенной из родного мира горской свободы в чужой мир, и является символом такой несовместимости.
Но мне кажется, можно посмотреть на эти образы по-другому. И фильм Ростоцкого это позволяет, хотя в нем, как и в романе Лермонтова, ничего не лежит на поверхности, и нет никаких прямолинейных прочтений.
Один из ярких эпизодов – свадьба в доме «мирного князя» (мирные горцы – это горцы, которые взяли на себя обязательства не нападать на русские крепости), куда Максим Максимыч едет вместе с Печориным. Заметим, что Максим Максимыч и князь – кунаки, что тоже накладывает на обоих взаимные определенные обязательства.
Здесь Печорин впервые видит Бэлу. Неожиданно она подходит к нему и поет песню. «Стройны, дескать, наши молодые джигиты, и кафтаны на них серебром выложены, а молодой русский офицер стройней их, и галуны на нем золотые. Он как тополь между ними; только не расти, не цвести ему в нашем саду».
Но то, что поет Бэла – это не какая-то уже известная песня, а ее импровизация; искусство импровизации всегда ценилось и считалось особым даром в горских обществах.
Бэла, обращаясь к Печорину, дает ему понять, что тополю «не цвести в нашем саду», т.е. говорит о невозможности их отношений. Она понимает, что молодой русский офицер из другого мира, что горское общество не примет чужаков, взорвавших мирное течение их жизни. Кроме того, она хорошо понимает, что она - мусульманка («я хочу умереть в той вере, в которой родилась» – скажет она на смертном одре) и по исламу женщина не может соединять свою судьбу с иноверцем.
Зачем же Бэла поет об этом? Зачем дает понять о своих чувствах Печорину? Зачем княжеская дочь, воспитанная на четких представлениях о том, что такое княжеское чувство собственного достоинства, сама подошла к незнакомому мужчине, и в иносказательной форме, в традициях своей культуры, в окружении ее родственников выразила свою симпатию?
Один из литературных критиков предположил, что, возможно, Бэла дала понять, что не против быть похищенной? Тем более, она говорит о том, что «с того дня, как увидела Печорина, он часто ей грезился во сне, и что ни один мужчина никогда не производил на нее такого впечатления». Тогда и похищение Бэлы, которое устроил Печорин, – не только проявление его эгоизма, а единственный способ решить дело миром, ведь в горской культуре есть правила, сводящие на ноль конфликт, возникший после похищения девушки.
Еще один герой, за которым несправедливо закрепилось однозначное прочтение, — это Казбич. Казбич якобы коварный абрек, вероломный похититель и т.д.
Первое упоминание о Казбиче в фильме звучит в рассказе Максима Максимыча в эпизоде свадьбы. «Только не один Печорин любовался хорошенькой княжной; из угла комнаты на нее смотрели другие два глаза, неподвижные, огненные. Я стал вглядываться и узнал моего старого знакомца Казбича».
В очень скупых и лаконичных словах Лермонтов передал глубину чувства Казбича. Он любит Бэлу. Он ценит ее красоту и происхождение. Это его мир и это его женщина. Если бы не Печорин на свадьбе старого князя, Казбич стал бы для Бэлы лучшим выбором, потому что они похожи – это люди одной культурной традиции, цельные натуры, преданные своей любви. Интересно, что Казбич отказывается от предложения Азамата похитить сестру в обмен на коня – а ведь он мог бы, убив Азамата и не сдержав слова, и получить Бэлу, и сохранить коня.
Но Казбич размышлял не об обмене Бэлы на своего коня, которого воспринимал как лучшего друга, а о возможности похитить Бэлу бесчестным образом. Дать слово Азамату – а потом нарушить его – это невозможно. Быть вероломным, не сдержать обещания, Казбичу не позволила горская честь. У Казбича был выбор – или получить любимую женщину, но потерять честь, нарушить собственное слово, или отказаться от сделки, но сохранить свое лицо и достоинство, в том числе и перед Богом. Он выбрал второе.
Образ Казбича - это почти что шекспировская тема Отелло – но кто скажет, что Отелло лишен благородства?