Владикавказ. Там, где тепло и сыро.

бессоница

что-то никак не выходит заснуть, два раза уже пробовал, ни в одном глазу, хотя у меня их всего-то два. вроде и день активный, ходил туда сюда по городу, потом гулял в районе водной станции, всей такой сегодня претенциозно серой и унылой... но бывает так, без причины, просто не идет сон и все. лежишь, а в голове поток безсвязных мыслей, вернее их обрывки, перетекающие одна в другую. и как они друг за друга цепляются, не поймешь... сахарозаменитель цепляется за Зенит, потом похороны, потом вдруг монголо-татары, потом samsung note2, а скоро весна, бельгийский шоколад, цитрамон, починить микроволновку, Массимо, детство, морской салат, за свет, интервью, и что в итоге делать с раздолбанным Фиатом?? и так далее и тому бесподобное... и каждый раз в этой ситуации я вспоминаю рассказ Борика Бицоева, который просто идеально передает это предрассветное ощущение потерянности, полной дезориентации в пространстве и времени. отлично написанный, сколько раз его перечитывал, всегда производит эффект. вот и сейчас, перечитал, вспомнил как жили в этих холодных петергофских общагах, сколько разговоров вели, и как все странно было вокруг. выходишь на своей остановке из электрички в метель и стоишь, вокруг люди, рыбаки с этими штуками которыми они лед сверлят, дальше какие-то плохие магазины с дешевой подсветкой, сзади шум уходящего поезда и через минуту ты совсем один, на пустой платформе. пять часов вечера, почти стемнело, снег бьет в лицо - бл***, где я, что это за мир вообще?

короче, если не читали, рекомендую. я пошел чайник ставить. картинка так, показалось в тему. Москва из окна гостиницы, год назад кажется.

 

БЕССОННИЦА

 Если  ты уже час внушаешь себе, что ты полностью расслаблен и вот-
вот  заснешь, а на тебя, вопреки всем твоим внушениям,  из  темноты
чернеющей  ночи  наступает твоя жизнь во  всей  своей  нелепости  и
бессмыслии,  мой тебе совет – сдайся, расслабься, уступи,  ибо  нет
лучше   средства   от   бессонницы,  чем   полная,   безоговорочная
капитуляция.  Тогда  возможно и в твоем  сознании,  как  это  часто
бывает  со  мной,  вдруг  замерцает кружка горячего  чая  –  символ
всепрощения и дружбы, нечто материальное, способное сплотить вокруг
себя  все  твои  «я», «сверх я» и «супер я», своего рода  финальный
свисток, повествующий об окончании поединка с самим собой.
 Как  только этот образ в моей голове обретает ясные очертания, как
только я начинаю отчетливо видеть пар над безупречно круглым чайным
озерцом,  ощущать  в  воздухе аромат лимона и любоваться  процессом
запотевания внутренней поверхности кружки, когда влага собирается в
маленькие  шарики,  так внезапно срывающиеся и скользящие  вниз  по
стенкам,  – я понимаю, что уже не засну. Я медленно встаю,  зажигаю
свет,  сажусь на край кровати и, недовольно потирая глаза,  пытаюсь
понять,  что  со  мной происходит. Надо сделать кружку  реальной  –
другого  выхода  нет. Вот в моей руке приятно тяжелеет  оплавленная
ручка  блестящего  чайника. Вот дверь моей  комнаты  распахивается,
открывая  передо  мной новый, неизведанный мир. Вот  свет  неоновых
ламп слепит мне глаза, как безумный. Неужели мне все это не снится?
 Проворный,  как  лань, и тихий, как мышь, я  осторожно  ступаю  по
коридору  второго этажа общежития № 8 в направлении общей кухни.  В
коридоре тепло и безлюдно. Справа и слева мелькают двери, за каждой
из  которых обрело свой покой чье-то суетливое эго – и пока эти эги
спят,  я  вправе делать с кухней все, что захочу. Я чувствителен  к
каждому  звуку, к каждому шороху и не готов до конца поверить,  что
это  не сон, приземляя чайник на старую горелую решетку, так нелепо
вьющуюся  над  видавшей виды конфоркой. Нет,  я  –  ничтожество!  Я
недоумок!  Суетясь и часто дыша, я хлопаю по карманам  в  отчаянной
попытке  спасти  свою репутацию в собственных  глазах,  но  тщетно.
Идиот!  –  видел  бы меня сейчас Достоевский. Я  не  взял  с  собой
спички!  Вот так и в жизни – ты строишь планы, совершаешь действия,
но  упускаешь  из  виду  какую-нибудь  мелочь,  и  тебе  приходится
вернуться  назад,  на  прежнее место, чтобы  попробовать  довершить
задуманное уже со второй попытки. И кто в этом виноват?  Только  ты
один.
 Слева и справа мелькают двери – ах, если бы они только знали! Я  –
коммунальный   гроссмейстер,   потерпевший   поражение!   Комнатный
философ,  загнавший себя в угол. Я возвращаюсь  в  свою  комнату  и
объявляю  розыск.  Полки,  ящики,  шкаф…  Видит  бог,  я  не  хотел
заваривать  эту кашу. Я хотел заварить чай! Наивный  дурак:  думал,
что  можно  просто  взять  и растворить  себя  в  кружке!  Карманы,
сервант, антресоль… Не может быть! Их нигде нет. У меня нет спичек.
Нигде, ни одной. Не может быть.
 Я  возвращаюсь на кухню, матеря себя за то, что не подумал раньше.
Полное  исступление.  Шок. Мне нужна спичка.  Только  одна  спичка.
Плита,  под  плитой,  за плитой – ничего! Не  может  быть.  Неужели
придется  отказаться от этой затеи? Неужели кружка так и  останется
образом?  Неужели  придется  приправить бессонницу  горьким  вкусом
поражения, ощущением собственной ничтожности?
 Как  раненный зверь, рыча и ругаясь, я возвращаюсь в свое  логово.
И  будто  последняя струна внезапно рвется где-то внутри. Я неловко
потянул  за карту – и вся конструкция с шумом обвалилась у меня  на
глазах. Все, что я себе настроил, теперь летает по комнате,  плавно
парит и опускается к моим ногам. Я – неудачник, и правы все те, кто
меня таковым считают.
 Здравствуй, бессонница, вот я снова здесь! Я выключаю  свет,  чуть
не  плача – ах, если бы точно так же можно было отключить на  время
голову!  Одна  единственная спичка – вселенская катастрофа.  Гибель
империи!  Полцарства  за  коня?  –  возьмите  все  левое  полушарие
головного  мозга  и попробуйте найти там спичку. Я стараюсь  забыть
это все и заснуть. Кружка, чайник, коридор – всего этого не было. А
слово  спичка  я и слышать не хочу. Я сплю, потому, что  глаза  мои
закрыты.  Нет,  я  не  сплю. Я просто лежу с  закрытыми  глазами  и
пытаюсь  перехитрить самого себя. Я полностью расслаблен. Сейчас  я
засну.  Я  обязательно засну. Вот он я – лежу  не  шелохнувшись.  Я
обезоружен  и  повержен. И моя нелепая жизнь под  покровом  темноты
вновь   начинает  свое  наступление.  Воспоминания,  образы,   лица
выстраиваются в стройные колонны и идут на меня под барабанный  бой
и  звуки  трубы.  Они подходят все ближе и ближе.  Это  психическая
атака.  Вот  они  развернули свои знамена. Вот уже слышится  глухое
«ура»  в  их  авангарде.  Вот они примыкают  штыки  и  бросаются  в
рукопашную, кромсают и режут мое сознание, желая меня уничтожить.
 Лица,  образы, запахи, отдельные слова. И снова начинается  старая
песня:  там надо было сделать то-то и то-то, здесь надо было так-то
сказать, в таком-то году надо было так-то сделать, а в таком-то  не
так.  Неужели  моя  база  данных настолько переполнилась,  что  всю
оставшуюся  жизнь  я  должен буду копаться в  ней,  как  в  архиве?
Давайте,  мучайте  меня! Доставайте меня дальше!  Да,  все,  что  я
делал,  я  делал неправильно! Вам хватает этого признания?  Ведь  в
глубине  души  я  знаю,  что  все  это  бессмысленно  и  нелепо.  Я
ворочаюсь,  пытаюсь  себя  успокоить, но бессонница  не  уходит.  И
появляются картинки, одна за одной, как бессвязный фильм. Я пытаюсь
думать  о  хорошем.  Пытаюсь подчинить своей воле  этот  бессвязный
поток.
 Я  вспоминаю  шахматную доску. Она состоит из шестидесяти  четырех
клеток.  И  все  они ровные и спокойные, большие  и  гладкие.  Я  –
маленький  мальчик, склонившийся над элементарной  задачей.  Вот  я
сижу  в исступлении и чуть не плачу. Я не могу ее решить. Я глуп  и
беспомощен.  Мне  подсказывает мой отец.  Он  видит,  что  я  не  в
состоянии  увидеть  простого, что моя  маленькая  голова  с  трудом
соображает. Он говорит, что надо стараться использовать всю  доску.
Я  должен  шире  взглянуть на проблему, охватить  всю  доску  своим
взглядом. Я следую его совету, вожу носом по доске: е6, е7,  е8…  Я
проговариваю  эту  мысль  про себя. И  тут  в  моей  голове  словно
вспыхивает  яркое  пламя,  и фигуры ферзя  и  ладьи  –  холодные  и
насмешливые  –  вдруг тоже начинают переливаться  ярким  светом.  Я
нашел  это  поле. Я вижу, куда надо поставить ферзя.  Это  поле  на
самом  краю  доски. Я и подумать не мог, что ответ будет  совсем  в
другой стороне. Нужно было просто шире взглянуть на доску. Я плавно
перемещаю ферзя. Следующим ходом я ставлю мат. Отец смеется,  видя,
как  я  доволен. А я просто счастлив – ведь я только  что  совершил
открытие.
   Я  встаю  и  с  трудом нащупываю выключатель.  Яркий  свет  вмиг
разливается повсюду. Вот дверь, ведущая в другой мир. Вот  коридор,
в  котором  я  блуждаю  в неведении каждую  ночь.  Справа  и  слева
мелькают  двери, но мне нужна лестничная площадка. Я поднимаюсь  на
третий  этаж  –  тишина.  Захожу  в  кухню,  включаю  свет.  Плита,
подоконник,  пол  –  ничего! Четвертый  этаж,  кухня  –  надо  шире
смотреть на доску – ничего. Пятый этаж – холодильник, подоконник  –
кажется, что-то есть. Они собирают использованные спички в банку. А
вдруг среди них… Я смотрю их на свет, верчу банку в руках. Вон  они
как  перемешались, спичечные трупы! Я беру с холодильника газету  и
высыпаю  на нее содержимое банки, копаюсь в них пальцами,  суетясь,
отметаю  ненужное.  Не  может быть – я вижу  ее!  Она  здесь  одна,
остальные все трупы! Не веря своим глазам, я подношу ее  к  окну  и
вижу,  что  она  розовая. Спичка с розовой серой –  моя  счастливая
спичка!  Я  выдыхаю устало. Теперь и чашка становится ближе.  Я  не
неудачник. Я не просто фантазер и мечтатель. Эта спичка –  реальна.
Это  розовая спичка. Я способен решать проблемы как во сне,  так  и
наяву.  Я стою у окна и продолжаю рассматривать спичку на свет.  О,
как   она   прекрасна!  Как  она  кстати!  Но  взор  мой   внезапно
рассеивается. Спичка становится расплывчатой и нечеткой, а предметы
за  окном  приобретают свои строгие очертания. Я смотрю  в  окно  и
поражаюсь тому, что вижу. Я застываю на месте.
 Первые,  еще  робкие  лучи холодного зимнего  солнца  уже  ласкают
заснеженные улицы, дома, стоящие в инее деревья. Горбящиеся люди  в
теплых шубах с надвинутыми капюшонами то тут, то там, как маленькие
черные кляксы на белом листе, спешат, торопятся на работу. В  такую
рань!   А   дальше  –  дома,  площадки,  детский  сад,  пятиэтажка,
пятиэтажка,  магазин,  школа  – целый городок  в  тридцатиградусный
мороз всеми забыт и занесен снегом. Платформа, которой не видно,  а
на  ней  люди – разноцветные камешки на снегу. Что я делаю  в  этом
холодном  северном городе? Как меня сюда занесло?  Как  получилось,
что и я стал частью этой картины? Где ожидаемая кардиограмма гор на
горизонте? Почему поменяли небо?
 Что  эта  реальность себе позволяет! Я в волнении  мотаю  головой,
давая понять самому себе, что не смогу решить этой задачи. Нет, это
мне  не  по силам. Пусть все останется, как есть. Пусть все вопросы
повиснут  в  воздухе.  В  этой партии я лишь  фигура  и  далеко  не
главная.  Я  искал спичку – я нашел ее. Что же мне еще  надо?  Я  в
страхе  пячусь от окна и растворяюсь в темноте лестничной площадки.
Четвертый,  третий, второй – стоп! Я наклоняюсь над  всеми  забытым
чайником, и в руке моей вспыхивает огонь. Секунда – и голубые языки
пламени  ласкают  дно  самодовольного сосуда. Он  вначале  спокоен,
потом  начинает важничать и в конце, потеряв всякий стыд,  начинает
властно булькать и свистеть. И это когда все вокруг спят! Я  снимаю
его  с плиты, снимая тем самым с себя всякую ответственность за его
вызывающее  поведение, и уношу его с собой, как  наказанного.  Надо
торопиться  –  в любую минуту общежитие может ожить.  Двери  начнут
открываться  и  закрываться, из кранов хлынет вода, кухню  наполнят
грубые  запахи,  и  сливные бачки в туалете, как разбуженные  львы,
начнут  рычать  наперебой. Я несу чайник вдоль  длинного  коридора,
весь  перекосившийся под его тяжестью, вперед –  пока  за  нами  не
закроется  дверь моей комнаты. Я достаю из шкафа большую фарфоровую
кружку, кидаю туда пакетик чая и заливаю его кипятком. Брызги летят
во  все  стороны  – а так оно и красивее. Я отрезаю кружок  лимона,
добавляю  сахару – и кружка готова. Вот она, стоит себе, красуется,
пускает  пар во все стороны и даже не подозревает, что мне пришлось
из-за  нее  пережить.  Она  существует,  она  излучает  тепло,  она
вертится в  моих руках, подносится к моим губам и ставится  обратно
на  стол.  Я  сделал  ее. Я претворил ее в жизнь,  я  ее  автор.  И
согретый  ее теплом, как изможденный путник на привале, как  солдат
на  опушке  леса,  зачарованный пеньем птиц, я медленными  глотками
впускаю  в  себя  тепло.  Я  полностью  спокоен.  Тепло  физическое
превращается  в  тепло  психическое.  Мысль  о  том,   что   кружка
состоялась,  разливается по всему сознанию  и  вступает  с  другими
мыслями в химическую реакцию. Выделяется тепло. Я понимаю, что если
есть  кружка, значит, есть и я, и внезапно засыпаю, даже  не  успев
додумать эту мысль до конца.

http://www.darial-online.ru/2004_6/bitsoev.shtml