Эхо Чернобыля в Южной Осетии

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ООО "МЕМО", ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ООО "МЕМО".

«Авария на Чернобыльской АЭС, которая потрясла весь мир масштабами причиненных бедствий, не оставила в стороне и молодежь Южной Осетии, — рассказывает председатель Комитета информации Республики Южная Осетия Ирина Гаглоева, которая в тот период работала на ответственной должности в комсомоле. — К нам поступили десятки заявлений, множество добровольцев отправились на оказание помощи, но там нужны были именно квалифицированные специалисты, и все они были возвращены обратно, за исключением шести человек».

«Но, помимо них, - говорит первый заместитель председателя правительства РЮО, Руководитель Смешанной контрольной комиссии по урегулированию грузино-осетинского конфликта Борис Чочиев, который в 1986 году работал заворготделом обкома комсомола Южной Осетии, — через военные комиссариаты Южной Осетии поехали на ликвидацию последствий аварии многие представители Южной Осетии. К сожалению, большинство из них получили радиационное облучение и не дожили до сегодняшнего дня».

Кроме того, в ликвидации последствий Чернобыльской аварии приняли участие несколько молодых цхинвальцев, которые в тот период учились в украинских и белорусских вузах или проходили службу в Советской Армии.

«По нашим данным, трое из жителей Южной Осетии, принимавших участие в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС, получили у нас инвалидность, но в настоящее время они не проживают в Южной Осетии», - говорит врач Цхинвальской городской поликлиники Салима Бекоева. Данными о юго-осетинских ликвидаторах, которые могли получить инвалидность в других городах, здесь не располагают.

«В апреле 1989 года во Дворце пионеров прошла встреча ликвидаторов аварии с пионерами и школьниками. Приняли участие около двадцати ликвидаторов, которые в тот период проживали в Южной Осетии. Но сегодня здесь остались единицы», - говорит пенсионер Алексей Маргиев, который в тот период работал заведующим дорожным отделом облисполкома Южной Осетии. Он также рассказал, что в 1987 году во время отпуска отдыхал в Боржомском санатории «Ликани», где познакомился с одним из бывших руководителей Чернобыльской АЭС. Тот, по словам Маргиева, сказал ему, что «в техническом отношении Советский Союз шагнул вперед, а дисциплина ухудшилась». В беседе он возлагал вину за аварию на ошибку, допущенную при строительстве четвертого энергоблока.

В Южной Осетии сегодня живет несколько человек, которые в большей или меньшей степени причастны к устранению последствий аварии. Корреспондент «Кавказского узла» побеседовал с единственной женщиной из Южной Осетии, которая в 1986 году, а также еще около десяти лет после аварии жила и работала в зоне поражения, в городе Злынка Брянской области. Это врач Цхинвальской городской поликлиники Замира Николаевна Цховребова-Кушнарева. В ее судьбе, как в капле воды, отражаются проблемы всех, кого опалила страшная беда Чернобыля.

В г. Злынка она попала по распределению в середине 70-х, вышла замуж и работала в райбольнице врачом-терапевтом, заведующим отделением. В год аварии ей было всего 28 лет. Она рассказала следующее: «Был конец апреля. Все готовились к празднику 1 мая, подметали улицы, украшали наш маленький город. Почти сразу после аварии по местному телевидению сообщили, что на АЭС произошла какая-то поломка, но мы не придали этому значения. На следующий день стояла не по времени жаркая погода, муж решил пойти поработать в огороде, но вернулся минут через двадцать. Сказал, что его ужасно тошнит и раскалывается голова. Я посмотрела на него, у него горели глаза и кожа стала с бронзовым оттенком. Но человек не может так сразу загореть до коричневого оттенка. Сначала кожа приобретает красноватый цвет, а тут сразу. Это было не похоже на обычный загар. Буквально тотчас же ко мне с трудом пришла пожилая родственница мужа, которая жила довольно далеко. Она жаловалась на сильную тошноту и головную боль. Я осмотрела ее, измерила давление, но не нашла отклонений от ее обычной нормы. Посоветовала ей не выходить на улицу. Во время осмотра она сняла головной платок, и я обратила внимание, что у нее цвет лица отличается от цвета кожи над бровями, а цвет лица был такой же, как у моего мужа — с бронзовым отливом. Это показалось мне необычным, но я сказала: «наверное, солнце слишком сильно светит». Тем временем, город продолжал прихорашиваться, наряжаться к празднику. Никто не предупреждал нас, никто не сказал, что произошло. Парад 1 мая прошел просто великолепно. После парада некоторые семьи отправились за город на маевку, как говорили тогда, или на пикник, как сказали бы сейчас. У всех было прекрасное настроение. Стояла солнечная погода, а ближе к вечеру стало нестерпимо жарко. Внезапно поднялся сильный ветер с пылью. Друг моего мужа на своей машине развез детей по домам, а взрослые возвращались пешком. Ветер был очень-очень сильный, раскаленный. Он был так крепок, что нас — взрослых людей — сносило с дороги, и мы не могли идти. Раскаленная пыль била нам в лицо, мы шли, цепляясь за заборы, за деревья.

В эти же дни по телевидению официально сообщили об аварии. К нам приехали дозиметристы и сказали: «Прямо сейчас с вами ничего не будет, но со временем любое заболевание связывайте только с этой аварией». Они взяли пробы воды, грунта, растений, и сказали, чтобы мы не ждали ничего хорошего. Потом приехала группа врачей, которые сказали, что мы попали в очень нехорошую зону, местным врачам запретили пользоваться рентгеном. «А как ставить диагноз?» - «Как хотите, но рентгеном не пользуйтесь».

Как-то нашего главврача вызвали на совещание в райцентр. Там он узнал такие подробности о масштабах трагедии, что вернулся домой разбитый, подавленный, в очень плохом состоянии, даже говорить не мог. Он был в таком состоянии, что ему пришлось оказать медицинскую помощь. Утром он мне говорит, чтобы я вывезла ребенка к родным, в Осетию.

Вскоре я вернулась в Злынку и проработала там еще около десяти лет. Резко возросла заболеваемость. Много людей умерло. Я знала, что там опасно, но людям нужна была помощь, не все могли уехать в безопасные места».

Замира Николаевна вернулась в опасную зону. Она не участвовала в ликвидации последствий аварии непосредственно на АЭС в Чернобыле, но она вернулась в зараженную зону, чтобы помогать людям, хотя как врач знала, что ей грозит. К сожалению, несчастье не замедлило случиться. Она сама не сказала об этом, но из других источников корреспондент «Кавказского узла» узнал, что в результате длительного радиоактивного облучения она тяжело заболела, перенесла сложную операцию.

Как же общество оценило ее жертвенное служение? Можно сказать никак. Советский Союз распался, оставив проблему чернобыльцев не решенной. Демократы пустили проблему на самотек, откупаясь маленькими, ничего по существу не меняющимися подачками. Несколько лет назад Замира Николаевна вернулась в Осетию, так как по состоянию здоровья ей уже нельзя было находиться в прежнем месте. Живет в скромных условиях с пожилой матерью Марией Сергеевной, которая всю жизнь проработала учительницей. Мать и дочь пользуются уважением передовой интеллигенции Южной Осетии, властей, коллег, просто сограждан. Но, к сожалению, Южная Осетия, которая находится в состоянии жесткой экономической блокады со стороны Грузии, смогла дать ей лишь льготу пятидесятипроцентной оплаты некоторых коммунальных налогов. «Я сама врач, но у меня нет средств на свое лечение. Нет специалиста по заболеваниям, связанным с радиацией, к которому я могла бы обратиться. Президент нашей республики Эдуард Кокойты, который распространил на «чернобыльцев» льготы ветеранов Великой Отечественной войны, выделил мне помощь 5000 рублей, и я несколько раз получила гуманитарную помощь», - говорит З. Цховребова.

Те льготы, которые ей полагаются по человеческим законам, она получить не может, так как у нее нет российского гражданства, хотя с окончания вуза до 1996 года она жила в России.

К сожалению, в Южной Осетии нет и своей организации чернобыльцев, которая могла бы оказать ей необходимую юридическую и финансовую помощь. Она уже потеряла всякую надежду на это. «Я каждый год отмечаю эту скорбную дату — 26 апреля. Вот и вчера налила чарку. Постояла. И сказала: «Боже, упокой со святыми всех, чью жизнь оборвала авария. И пусть на земле больше никогда не будет такой беды».