Ереванец

Зардушт Ализаде о Карабахе: до Сумгаита

Получил первую главу воспоминаний Зардушта Ализаде о начале Карабахского движения. Хочу ознакомить с ней моих друзей - единомышленников и оппонентов. Лично мне написанное, с некоторыми оговорками и учетом национальных акцентов, неотвратимых в данном случае, кажется чрезвычайно интересным. Думаю, рассказ Ализаде дает повод как для дискуссии, так и для очень серьезных размышлений. 

 Поскольку воспоминания автора довольно обширны, дам их по частям. 

Итак, как было  в Азербайджане перед "сумгаитом"

ЗАРДУШТ АЛИЗАДЕ:
АЗЕРБАЙДЖАН. КОНЕЦ ВТОРОЙ РЕСПУБЛИКИ

ГЛАВА I НАЧАЛО РАСПАДА СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ

1. Армянский сепаратизм
инициирует
народное движение
в Азербайджане

История последних пятнадцати лет ХХ века – это история распада СССР и социалистического лагеря, объективно самого важного события прошлого века. Перестройка и ее крах, вернее, ее не совсем запланированный в начале итог окончательно изменила баланс сил на всей планете. Маленький Азербайджан в одночасье переместился совсем в иную координатную систему, политически, экономически и духовно переориентировался на совершенно иные направления. Хотя результат очевиден, но от этого не перестает представлять и научный, и практический интерес один вопрос: как и почему это случилось? Думается, что искать ответ необходимо не только в том, что СССР проиграл экономически, что “система изжила себя”, но и в том, как и почему реагировали на события массы, как повела себя элита.

Азербайджанцы до 1988-го года были в абсолютной своей массе верны СССР, строю, России. Хотя загнивание шло, коррупция въелась во все поры общества, теневая экономика сращивалась с госаппаратом, однако население, в силу природной пластичности, приспособилось к этим условиям и было органически чуждо к протесту и инакомыслию. Народ был настроен не менять порядки, а приспосабливаться к ним. Главная задача жизни для среднего азербайджанца - найти алгоритм, соответствие, угадать главный закон и правила поведения, вписаться в существующий порядок и добиться относительного материального благополучия.

Левые идеи, конкретно социал-демократия, появились в Азербайджане в начале ХХ века в связи с оформлением РСДРП как общероссийской партии. Промышленный и интернациональный Баку стал благодатной почвой для деятельности рабочих вожаков и профессиональных революционеров. В то же самое время ускорилось формирование националистических партий, что было характерно для всего закабаленного Востока - арабские страны, Иран, Индия… Хотя левые и националистические течения в то время еще не выглядели антагонистами, но признаки размежевания и соперничества были заметны уже тогда. Объективно националисты имели более широкую социальную базу и более соответствовали потребностям классово слабо структурированного общества, но победа большевиков России и вторичная колонизация Азербайджана в 1920-ом году на целых 70 лет формально отдала бразды правления в руки азербайджанских коммунистов. Очень скоро Компартия стала государственной структурой, и, несмотря на широкие репрессии против националистов, именно память о целой плеяде деятелей национального движения и патриотизм, осознаваемый в отрыве от «социалистического отечества», стали прибежищем мало-мальски протестных и оппозиционных настроений и взглядов.

После стабилизации режима, как и во всем СССР, идейные коммунисты Азербайджана были репрессированы, начался отбор в правящую элиту по отрицательным признакам: приспособленчеству, трусости, мздоимству. Со второй половиной советской эпохи ускорился процесс деградации и распада. В Азербайджане эта «вторая половина» связана с именем I секретаря ЦК КПА Гейдара Алиева. Именно он, благодаря природным способностям, более всех других в республике, способствовал деградации политической, идеологической и экономической базы советского коммунизма. Ложь, лицемерие, подхалимство, пустословие, коррупция, местничество и кумовство стали неписаными, но железными законами жизни. Качество компартийной служивой, творческой и научной элиты понизилось катастрофически и перестало быть адекватным запросам общества. Гейдар Алиев буквально внедрил огромный пласт своих земляков из Армении и Нахчывана в управленческие структуры во всех сферах и регионах республики. Гроссмейстер мимикрии, он навязывал ради личной карьеры приписки и громогласно боролся с ними, размещал в руководящих структурах своих земляков и боролся на словах с местничеством, уничтожал любое проявление свободомыслия, но провозглашал себя покровителем творческой интеллигенции. Естественно, такое усердие было замечено в Москве, и его перевели в 1982 году на должность первого заместителя Председателя Совета Министров СССР. На свое место I секретаря ЦК КПА он поставил своего земляка, некоррумпированного, но слабовольного Кямрана Багирова, фактически продолжая управлять республикой как своей вотчиной.

Формирование правящей партийно-хозяйственной бюрократии, как и прежде, продолжало идти под тщательным контролем Гейдара Алиева, абсолютно полновластного “хозяина” партии-государства на этом уголке СССР. Руководство АКП было сформировано из чуждых левым идеям людей. Достаточно сказать, что в 1997-ом году из 252 партийных секретарей районного, городского и республиканского уровней в восстановленную Компартию Азербайджана вошли лишь два бывших секретаря – Евлахского райкома партии и Бакинского горкома партии. Все остальные с той или иной долей успеха вписались в новые рыночные порядки.

Мысль о циничности конформистского поведения посещала редкие головы. В пору гласности, когда стало возможным печатать все, выяснилось, что азербайджанские литераторы не писали в «стол». Оказалось, что они писали только то, что разрешалось и можно было печатать. После независимости, когда общественная мысль осознала неприличность отсутствия узников совести в республике, в прессе косяком пошли статьи о “диссидентах”. Все они были лауреатами премий Государственных и Ленинского комсомола, секретарями парторганизаций творческих союзов. Но были, оказывается, и диссидентами. Градус духовной активности можно измерить даже арифметически: в конце 1980-х годов, когда в России было совершенно невозможно подписаться на перестроечные газеты и журналы, в Азербайджане, в пределах республиканского лимита, подписка была доступна без особых проблем. Кратко можно подытожить, что в духовном и политическом плане Азербайджан был более близок к Центральной Азии, чем к Прибалтике или Украине. Труженики полей и цехов глобальными и региональными вопросами совершенно не интересовались, интеллигенция приспосабливалась, чиновничество мучилось вопросами карьерного роста.

Но была почва для “ухода от России”. Незавершенность естественноисторического феодального развития до российской оккупации в начале XIX века и насильственное прерывание капиталистического развития в 1920-ом году, искусственное втягивание в “социализм” не могли не привести к причудливому напластованию глубинных и эклектичных, совершенно поверхностных представлений в менталитете, повадках, предрассудках, верованиях народа. При мощном потрясении “Карабахским конфликтом”, когда силовые магнитные линии событий начали воздействовать на эту аморфную и рыхлую массу, она достаточно быстро и покорно перестроилась под диктовку “императива истории”. В ней, в этом императиве, и проявилась вся эклектичность и полихронность общественного сознания и бытия азербайджанского народа. Всплыли на поверхность и актуализировались средневековые и первобытные представления, варварские стереотипы поведения, фантасмагорические утопии. На арену истории вступили массы. Что сказали они? Что они могли сказать? И они ли говорили?

***
Начало перемен в 1985 году мне запомнился одним сюрреалистическим событием, которое, однако, вскоре обернулось кошмарной реальностью. Непосредственно после избрания М.С. Горбачева Генеральным секретарем ЦК КПСС мой студенческий товарищ сообщил мне, что «Горбачева Генсеком сделали армяне». Я выразил сомнение в правдивости этой, на первый взгляд, алогичной информации, однако товарищ сослался на друга своего детства, бакинского армянина, дядья которого были крупными цеховиками в Ставрополье. По словам друга, именно эти цеховики щедро финансировали подкуп секретарского корпуса, от которого зависело возвышение Горбачева. Секретари ЦК и обкомов отдыхали в санаториях ЦК КПСС на курортах Минеральных Вод, где их поил-кормил и одаривал Горбачев на деньги армянских воротил теневой экономики. Секретари были в восторге от Горбачева и, выбирая его Генеральным секретарем, полагали щедрого «продолжения банкета». Информация, которая казалась вздором в 1985-ом году, в 1988-ом году начала объяснять многое из того, что творилось в Закавказье. 

Старт антисоветским народным движениям в Азербайджане и Армении был дан в Нагорном Карабахе. Образцом для тщательно организованных массовых митингов, посредством которых в начале 3-го тысячелетия совершаются оранжевые и тюльпановые революции, стал не плохо организованный митинг в Алма-Ате после снятия Кунаева Д.Д. с поста Первого секретаря ЦК Компартии Казахстана, а митинг армянских сепаратистов в маленьком Степанакерте в феврале 1988 года. Подготовка к этому митингу шла и в самом Степанакерте, и в райкомах и исполкомах четырех армянских районов НКАО, и в Ереване, и в Москве. Говоря о том, что подготовка сепаратистского движения армян НКАО шла и в Москве, я опираюсь на рассказы своих армянских коллег по миротворческому процессу, в течение более чем десяти лет совместно с азербайджанскими миротворцами ищущих пути мирного урегулирования конфликта. Занимая жесткую и абсолютно неконструктивную позицию на публичной части этих обсуждений, в кулуарах они искренно признаются в том, что конфликт принес армянскому народу большую беду, что победа, которой кичатся недалекие люди, на самом деле пиррова, и что причиной всего этого общего несчастья народов Южного Кавказа, наряду с мифологизированным общественным сознанием, явилось вмешательство внешних сил. Они приводят много примеров того, как Горбачев и его окружение инициировали начало сепаратизма, который латентно существовал, но под угрозой государственных репрессий не осмеливался бросить вызов всему советскому строю. Рассказ доктора наук, профессора из Еревана (имя которого я не могу назвать, не имея на это его согласия): "В 1987 году я находился в МГУ на курсах повышения квалификации. Жили в общежитии аспирантов. Поздней осенью ко мне пришли несколько моих коллег-преподавателей из Еревана, также проходящих "ФПК" (факультет повышения квалификации), и сказали, что в Москве находится депутация армян из НКАО. У них, как правило, бывали "дары Карабаха": коньяк, фрукты, домашняя еда. Мы вместе отправились к своим землякам, которые нас приняли радушно. В застольной беседе выяснилось, что они приехали в ЦК КПСС с ходатайством о "миацуме", воссоединении Нагорного Карабаха с Арменией. Я им откровенно сказал, что это нереально, кроме того, Москва неоднократно жестко отказывала Армении в этом вопросе. Они рассмеялись и ответили, что на этот раз все будет иначе. Они пригласили нас прийти на следующий день вечером, чтобы узнать ответ секретаря ЦК КПСС.

Следующий день вечером мы все опять пошли к карабахской депутации. У них был праздник: секретарь ЦК КПСС обещал им всяческую поддержку и призвал "крепко держаться".

Аксиомой является, что сепаратизм развивается только в тех странах, где слабнет центральная власть и начинается разрушение государства. Другим необходимым условием является поддержка извне. В НКАО в 1988 году наличествовали оба условия.

Для большинства азербайджанцев точкой отсчета для начала карабахского конфликта является издание книги Зория Балаяна «Очаг». Как в Советском Союзе могла увидеть свет такая шовинистическая книга, никто не мог понять. Поэтому текст научного и публицистического ответа Балаяну, написанный научным сотрудником Института востоковедения Исой Гамбаровым, пользовался широкой популярностью и принес автору известность. Услышав про «ответ Исы Зорию», я попросил своего институтского коллегу дать текст мне на полчаса, снял копию и вернул текст автору. Признаюсь, научная обоснованность текста меня удивила, никак не ожидал, что безразличный к науке Иса Гамбаров мог написать научный текст с такой обильной и специфической базой источников. Как сообщил Иса, с текстом ознакомились чекисты и высоко его оценили. Я ему для ознакомления дал свое критическое эссе о загнивающем советском строе. Спустя несколько дней он сообщил мне, что «такого сильного антисоветского текста ему еще не приходилось читать.» Когда я попросил его вернуть мне рукопись, он сообщил, что «дал рукопись чекистам». Как говорится, «хоть стой, хоть падай…»

Не менее знаковым представлялся и ответ экономсоветника Генсека Аганбегяна на вопрос журналиста газеты «Юманите» о Карабахе. Академик Аганбегян считал экономически целесообразным привязать Карабах на Армению. Принятие четой Горбачевых дорогих подарков от армянской диаспоры в США подвигнуло некоторых азербайджанских коммунистов дать телеграммы в ЦК КПСС с предложением заплатить Генсеку больше.

Первые беженцы-азербайджанцы из Армении в Баку перед зданием ЦК Компартии Азербайджана появились осенью 1987 года. Москва приказывала бездействовать, и республиканское партийное руководство послушно выполняло указание ЦК КПСС. Тем временем в НКАО сепаратисты завершали свои приготовления.

Рассказ бывшего жителя Степанакерта, рабочего Алямшаха Рагимова, изгнанного из своей квартиры в этом городе в сентябре 1988 года, переехавшего в Шушу, и изгнанного повторно в мае 1992-го года, ныне проживающего в халупе в Бардинском районе:

"Азербайджанцы в Степанакерте жили компактно, на улицах Параллельных, Лесной и Мелик-Пашаева. Уже в 1987 году наши армянские соседи начали открыто говорить нам, что скоро они выйдут из состава Азербайджана и присоединятся к Армении, вот тогда они заживут свободно, богато и счастливо. В 1988 году 12-го февраля состоялся первый митинг, не слишком людный. 13-го февраля митинг получился огромный. Я тоже начал ходить на эти митинги, из любопытства. Иногда виделся со своими товарищами по заводу, стоял с ними, беседовал. Отношение ко мне было не совсем доброжелательное, но терпимое (сказывались нормальные отношения на работе). Я проанализировал ситуацию и понял, что весь процесс хорошо управляется из единого центра. Каждый район и каждое большое село НКАО, каждое предприятие и учреждение Степанакерта имели свое определенное место на площади. Сигнал о начале сбора давался на рабочих местах. Слово "забастовка" означало и то, что работа прекращается, и то, что всем необходимо собраться на площади. Информация с площади распространялась по городу и области молниеносно. Были ответственные за каждый участок площади. Иногда митинг назначали на ночь. 8-го мая 1988-го года была проведена "сидячая молчаливая забастовка". На постамент статуи Ленина водрузили флаг Армянской ССР. Долгие сборы на площади для организаторов оплачивались в размере от 25 до 50 рублей в день. Численность митингующих из различных районов была постоянной, состав менялся таким образом, чтобы численность не уменьшалась. Я сам видел, что тех армян, которые отказывались выходить на митинг, били, обзывали "турецким шпионом". Первым лидером сепаратистов НКАО был директор электротехнического завода Сейранян Альберт, он еще при Гейдаре Алиеве поднимал вопрос "миацума". После его смерти в 1987 году лидером "Крунка" стал директор мраморного карьера Манучаров Аркадий. В "Крунке" собирались большие деньги».

8-го мая Алямшаха Рагимова задержали на площади, обвинили в подготовке взрыва и зверски избили в помещении горкома комсомола. Его спасли от расправы русские офицеры КГБ и Внутренних Войск МВД СССР, иначе толпа собиралась его сжечь на костре.

На площади, по словам Рагимова, соблюдалась идеальная чистота, на земле не было ни обрывков бумаги, ни сигаретных окурков.

Азербайджанцев уже с мая перестали допускать на рабочие места, выплачивать им заработную плату. Азербайджанских студентов и преподавателей Степанакертского пединститута пинками выгнали из здания института".

Еще штрихи к движению карабахских армян за “миацум”. Пока режим был сильным, ни о каком “Крунке” и речи быть не могло. Первой реакцией на ослабление режима стал “Крунк”. Рассказ Захида Аббасова, сотрудника Нагорно-Карабахского облисполкома в 1987 году, беженца из Степанакерта, ныне живущего в Баку. “До 1987-го года мы жили как добрые соседи. Я с Робертом Кочаряном (нынешний Президент Армении – З.А.) и Аркадием Гукасяном (официальный лидер карабахских армян – З.А.) близкими приятелями были, вместе ели, пили, в гости ходили. Но в 1987-ом году была создана тайная неформальная организация “Крунк”. “Крунк” союзной общественности представили как “журавль” по-армянски, символ печали и разлуки. Но была и другая, не менее правдоподобная версия – Комитет Революционного Управления Нагорным Карабахом (КРУНК). Памятуя, что первые митинги в Степанакерте шли под транспарантами “Ленин, партия, Горбачев”, нельзя исключить и такой симбиоз революционного большевистского романтизма с национализмом, что вовсе не было чуждо Южному Кавказу начиная с самого начала XX века. Первый секретарь областной парторганизации Борис Кеворков послал человека за одним из лидеров “Крунка”, пригласил его к себе поговорить. Когда тому сообщили, что его зовет к себе Кеворков, тот со страху упал и у него случился сердечный приступ.” Еще одно свидетельство. Тамерлан Нагиев, бывший директор республиканского объединения книготорговли “Азеркитаб”: “У объединения в Степанакерте были два книжных магазина, директоры – женщины. Одна относилась к азербайджанцам враждебно, другая – дружелюбно. Приезжали они в Баку раз в квартал для отчета. Так вот, в конце 1987-го года второй директор попросила меня принять ее. Посидели, поговорили. Рассказала она, что появились мужчины из Армении, агитируют, записывают в “Крунк”, собирают деньги. Кто не согласен, - объявляют предателем, преследуют, оскорбляют. Помощи от официальных властей нет, партийные органы области с ними заодно, люди все запуганы. Будет нехорошо, чувствуем беду”. Разговор с этой женщиной Тамерлан Нагиев написал в виде докладной в ЦК КПА, однако никакой реакции не последовало. И еще одно свидетельство. Бывший народный депутат ВС Азербайджана от Сальянского района, подполковник КГБ Айдын Абдуллаев: “В течение всего 1987-го года степанакертское отделение КГБ информировало Баку о деятельности эмиссаров из Еревана и активность “Крунка”, в том числе партийного руководства армянских районов НКАО. (Из четырех районов НКАО – Мардакертский, Мартунинский, Гадрутский и Шушинский – только в последнем азербайджанское население составляло большинство) Республиканское КГБ докладывал в союзный КГБ, и, конечно, руководству Азербайджана. Союзное КГБ, как это принято, докладывал в ЦК КПСС. Оттуда в Баку в КГБ не было никаких распоряжений, кроме одного: “Не вмешиваться”. На запросы ЦК КПА из ЦК КПСС так же поступало: “Не предпринимать никаких мер!”

 ***

Информация о сессии областного совета НКАО 20-го февраля 1988 года и принятом на ней решении обратиться к Верховным Советам Азербайджана, Армении и СССР с просьбой удовлетворить желание НКАО о выходе из состава Азербайджана, официально широко не распространялась, однако «сорочья почта» эту весть разнесла очень быстро. 21-го февраля группа студентов, активистов неформального кружка «Юрд» (стойбище, родина) устроили перед зданием ЦК Компартии Азербайджана небольшой митинг протеста. Затем началась серия митингов в Академии наук Азербайджана. Странно начинались эти митинги: кто-то неизвестный начинал спускаться с самого верхнего этажа главного здания Академии, где размещался Институт географии (директором был академик Гасан Алиев, брат Гейдара Алиева), и кричал, что внизу будет митинг. Сотрудники всех институтов спускались на первый этаж и скапливались перед дверьми конференц-зала. Люди требовали открыть двери, скоро появлялся комендант здания с ключами, запускал народ внутрь и митинг начинался.

22-го февраля группа научных сотрудников Института востоковедения АН Азерб.ССР, обсудив ситуацию, решила выпустить прокламацию, которую автор этих строк написал, напечатал, размножил на ксероксе библиотеки АН на личные средства в количестве 50 штук и отправил для распространения в университет (АГУ) и нефтяной индустриальный институт (АЗИИ). Смысл прокламации сводился кратко к тезису, что межнациональные конфликты - испытанное оружие правящей номенклатурной реакции для недопущения солидарности демократических сил различных народов в борьбе за народовластие. В прокламации конкретно назывались фамилии Демирчяна и Алиева, являвшихся в то время фактическими вождями республиканских партийно-хозяйственных элит.

23-го февраля толпа жителей Барды и Агдама двинулась в Степанакерт «проучить армян». Около Аскерана толпа была остановлена, были убиты два молодых человека по имени Али и Бахтияр. Известно, что одного из них сразила пуля азербайджанского милиционера. Про убитых в прессе ничего не было сказано, зато много и возвышенно писали про поступок Хураман Аббасовой, Героя Социалистического Труда и председателя богатого агдамского колхоза, которая смогла остановить огромную толпу разъяренных мужчин якобы одним мановением руки, просто бросив им под ноги головной платок, символ женской чести. Увлекающийся внешними проявлениями жизни Евгений Евтушенко даже посвятил этому эпизоду патетическое стихотворение. Рассказывали, что большую роль в сдерживании толпы, кроме огня азербайджанской милиции, сыграл и секретарь ЦК КПА Гасан Гасанов, который стал на колени и умолял людей не идти дальше. Естественно, информация о стрельбе и убийстве двух молодых людей дошла до Баку в смутном виде, без уточнения, кто стрелял, и как это происходило. Представитель Генеральной прокуратуры СССР Катусев по республиканскому телевидению случай этот описал так, что люди подумали только на армян.

В тоталитарном обществе, контролирующем не только поступки граждан, но и их мысли, карательные акции силовых структур против населения являются весьма обыденным и объяснимым явлением. Но кровавые столкновения между группами граждан, бесчинства и насилие без ведома и санкции властей - чрезвычайно редкое явление. Можно лишь предположить, что сумгаитский погром 28-го февраля 1988-го года стал возможным только из-за совпадения и наложения друг на друга множества различных факторов. Так кому был выгоден погром в Сумгаите, и кто пострадал от него?

Версия, объясняющая якобы нерешительную позицию ЦК КПСС в вопросе армянского сепаратизма, абсолютно неубедительна. Горбачев не был так примитивен, как пытаются его представить хулители. Перебороть компартийную клику, отобрать у нее власть и сломать ему хребет мог только очень опытный и умелый политик. Естественно, что Генеральный секретарь ЦК КПСС ясно представлял себе последствия этнотерриториального конфликта между двумя советскими республиками. Именно поэтому он, имея все возможности, не повторил сценарий своих предшественников по решительному пресечению поползновений армянских сепаратистов. Следовательно, если мы согласимся с версией, что демонтаж тоталитарной системы был выгоден Горбачеву, то сумгаитский погром должен быть интерпретирован как звено в цепи акций по этому самому демонтажу. Если принять эту версию, то тогда становиться абсолютно логичным и потакание экстремистам, и игнорирование сигналов обкома партии и структур КГБ, и якобы запоздалая реакция на начавшийся погром, и последующие действия общесоюзного руководства во главе с Горбачевым.

Погром был выгоден и спецслужбам, и силовым структурам центра. Появлялось новое поле практической деятельности: для усиленного расходования средств и, следовательно, расхищения их.

Погром был выгоден крайним националистам и Армении, и Азербайджана, как в руководстве, так и на низовом уровне. Погром углубил конфликт, окропил его кровью, сделал его погашение и мирное урегулирование почти невозможным, перенаправил внимание и энергию общества от борьбы против партийно-хозяйственной бюрократии на борьбу против «врагов нации». Именно в этом контексте становится ясной странная история, случившаяся с известным армянским диссидентом Паруйром Айрикяном. Советская власть, вынужденная под давлением Запада освобождать политзаключенных, возвращать из ссылки академика Сахарова А.Д, именно в это время высылает армянского диссидента в Эфиопию, под надзор марксистского диктатора Менгисту Хайле Мариама. Чем был опасен Айрикян в то время? Ведь по стране быстрыми темпами шла либерализация, к чему он призывал. Его общедемократические идеи были полностью созвучны проводимым сверху реформам. Демократические и мирные призывы Паруйра Айрикяна не могли быть основанием для его высылки из СССР в изолированную тираническую Эфиопию. Его могли выслать только по одной причине: самый авторитетный и популярный в то время общественный деятель Армении, несгибаемый диссидент Паруйр Айрикян открыто призывал к солидарной борьбе народов Кавказа, в том числе и армянского, и азербайджанского народов, против имперского центра, против тирании Компартии. Паруйр Айрикян не отрицал существования проблемы Нагорного Карабаха, но он предлагал ее не актуализировать, отложить на то время, когда в независимых Армении и Азербайджане установятся демократические режимы, и только тогда начать решать ее за столом переговоров, в духе демократии и согласно международным законам. Естественно, что такая позиция могла бы сорвать планы центра ввергнуть регион в омут регулируемых Москвой конфликтов, вот почему самолет «Аэрофлота» отвез Айрикяна в Аддис-Абебу, а на митингах в Ереване «пошел процесс» выращивания новых, более популярных, чем диссидент тоталитарной поры, лидеров нации.