Северный Кавказ сквозь столетия. Наима Нефляшева
Военное отходничество в прошлом и современный отъезд в Сирию: возможны ли параллели?
Под конец года на фоне угрожающе растущего количества молодых людей, уезжающих в Сирию с Северного Кавказа, сама собой возникла тема черкесского военного отходничества в средние века и новое время. Сравнимы ли эти два явления, между которыми – столетия, по целям и мотивациям и по своим итогам?
Средневековые источники полны сведений о службе черкесских наемников при дворах османских султанов, крымских ханов, египетских султанов, а также в России, Польше, Иране, Грузии.
Например, в 1501 г. в Венеции был опубликован отчет Джорджио Интериано «Быт и страна зихов, именуемых черкесами». Итальянец провел среди адыгов почти 25 лет. «Они, - писал Интериано, - ходят даже за Босфор вплоть до Херсонеса Таврического…».
Что столетия назад влекло молодых мужчин от родных берегов в армии сильнейших империй мира? Что искали они на чужбине – славы? денег? социального успеха? уезжали за лучшей жизнью?
Сразу скажу, что вопрос о деньгах и материальной выгоде был в этой схеме последним – Черкесия в средние века и новое время была благодатнейшим краем, почти о райском изобилии которого писали и европейские путешественники, и ученые, и искатели приключений, волей судьбы оказавшиеся на Кавказе. Мощные чистые реки, плодородные почвы, прекрасный климат формировали специфическую ландшафтную среду, которая позволяла производить здоровую пищу, адекватную климату одежду, культивировать и селекционировать чуть ли не лучших в мире коней.
Поэтому военный исход черкесов за пределы Черкесии – это, конечно, история не про то, как нищие рыцари ринулись в богатые земли под крыло влиятельных покровителей. Кроме того, рыцарство подразумевало аскетизм - все имущество, привезенное из походов наездниками, щедро раздаривалось родственникам, друзьям, неимущим членам общины.
Всадник нанимался в чужую армию, чтобы испытать и реализовать себя, раздвинуть горизонты сознания и увидеть новый мир. Но ведущим мотивом был вызов самому себе, стремление прославиться, выделиться из толпы, сделать себе Имя и, таким образом, ввести в большую историю свою фамилию и свой род.
Для осмысления феномена черкесского военного отходничества надо разбираться, прежде всего, с тем, какое место тема мужчины-воина занимала в общей системе социальных отношений. И тут становится ясно, о чем писали историки Б. Бгажноков, А. Марзей, С. Хотко, М. Губжоков – культ воина-всадника разделяли все слои общества.
«Постоянная внешняя угроза делали всех или почти всех адыгов профессиональными солдатами», - писал С. Хотко.
В массе профессиональных солдат выделялась особая каста профессиональных рыцарей, для которых уже была характерна своя корпоративная культура, тайный язык, утонченный этикет, отношение к женщине, почти идентичное европейскому культу Прекрасной Дамы. Едва ли не ключевой темой в рыцарском кодексе чести было презрение к смерти и предпочтение долгой сытой жизни смерти в бою.
Найм солдат в Черкесии для службы за ее пределами, как считает Хотко, был предопределен высоким уровнем их военной подготовки. Вся система – от подготовки воина-всадника, вовлекающая детей уже с 5-6 летнего возраста и не сбавляющая темпа и для зрелых мужчин, до разведения пород черкесских лошадей, идеально приспособленных к конной войне, работала, как отлаженный механизм, и способствовала регулярному воспроизводству военного сословия.
Идеология военного отходничества формировалась и за счет постоянного ритуального пов торения нартских сказаний. Легендарные нартские герои постоянно присутствовали в жизни ребенка, затем подростка и юноши. В неведомых мифических дальних странах в неравных поединках нарты совершали подвиги, которые общество оценивало как эталон доблести и чести. «Можно сказать, что сказания о нартах являлись своеобразным учебным пособием по военному отходничеству», - замечает С. Хотко. Воспроизводство нартского эпоса и его устойчивая трансляция обеспечивала постоянное личное переживание эпических событий, создавало эффект присутствия человека в пространстве мифа.
На небесах черкесским всадникам покровительствовал особый бог Зекотх (ЗекIуатхь). Его поддержкой старались заручиться, отправляясь как в далекий поход, так и на битву в пределах Черкесии. Специальные жрецы гадали, обращаясь к Зекотху, об исходе военного путешествия: вверх пускалась стрела и, в зависимости от того, как она ляжет, определяли, каким будет исход предприятия. Даже если гадание предрекало неудачу, черкесы не отменяли поход и психологически были готовы принять поражение.
«Наездники, возвратившиеся из похода, совершали жертвоприношение в честь своего покровителя в священной роще, а также посвящали этому божеству часть трофейного оружия, тут же развешивавшегося на деревьях», - писал М. Губжоков.
Черкесское военное отходничество было устойчивым социальным институтом, прошедшим свои взлеты и падения. Он сформировал за пределами Черкесии социальные группы, идеально интегрированные в чужие государства на Ближнем Востоке, но сохраняющие свою замкнутость и корпоративную культуру, охватывающую даже такие нюансы, как манера сидеть в седле и символическая жестикуляция.
Имеет ли современный отток мусульман в Сирию историческое обоснование в военном отходничестве? Нет, не имеет. По многим причинам. Выделю только одну - основная мотивация средневекого найма черкесов в другие армии заключалась в прославлении своего имени, приобретении репутации, которой могут гордиться родственники на родине, т.е. по определению в торжестве Жизни. Тогда как современный отъезд в Сирию – это априори поиск безымянной Смерти в человеческой мясорубке на чужой земле и репутация, обрекающая родителей на родине не только на слезы и страдания, но даже на положение маргиналов и ненужное общественное внимание и ажиотаж.
В посте использованы материалы статьи С. Хотко «К вопросу о военном отходничестве черкесов».